– Доброе утро! – провозгласил он тем не менее вполне бодрым голосом. – Вижу, кофе уже готов...

– Не сказала бы я, что оно такое уж доброе! – проронила Ирина Генриховна и бросила на дочь яростный взгляд. Нина в ответ поджала губы и упрямо дернула плечом: жест, который оба родителя у нее терпеть не могли, поскольку отлично знали, что именно он означает. В переводе на человеческий язык трактовать его можно так: «Хоть лопните, а все равно я сделаю так, как решила!»

– Та-ак... – Сан Борисыч вздохнул и опустился на свое любимое, а потому никем и никогда не занимаемое место в углу. – И на какую же, позвольте узнать, тему проводится сегодняшний «круглый стол»?

– Вообрази, – Ирина Генриховна сверкнула голубыми очами, – твоя дочь собралась – нет, ты только подумай! – сегодня вечером отправиться на дискотеку! В какой-то бандитский, да еще ночной, клуб!..

– И никакой он не бандитский, и совсем не ночной... Папа, ну хоть ты-то нормальный человек? – с пафосом поинтересовалась Нина. – Ты-то должен понимать, что дискотека – это нор-маль-но! Все наши девчонки давным-давно на нее ходят, никаких, как думает мама, наркотиков и вообще ничего опасного там нет! К тому же там сегодня будет петь сам Май!..

На этом месте в голосе дочери послышались, видимо, давно накипавшие в процессе спора с матерью слезы, а Ирина Генриховна при упоминании имени певца, к которому их дочь, как выяснилось, относится с трепетом, подпрыгнула на месте и едва не задохнулась от возмущения:

– Саша, ты слышал? Слышал?.. Май!.. Этот безвкусный, безголосый, отмороженный визгун... Да кто ж такого пригласит в приличное место?!

– Тихо, девушки! – Александр Борисович с некоторым усилием подавил улыбку при виде возмущения жены. – Давайте-ка разберемся, разложим все по полочкам: во-первых, где находится упомянутый клуб? С кем ты, Нинка, намылилась туда отправляться и...

– Ни с кем! Никогда в жизни ни в какое злачное место я ее не отпущу!.. – перебила мужа Ирина Генриховна.

В следующие несколько минут обе – и мать, и дочь – вопили каждая о своем и, что самое ужасное, одновременно. По крайней мере, именно так воспринимал это Александр Борисович. Некоторое время Турецкий растерянно глядел на разбушевавшуюся часть своего семейства, а потом, немного поколебавшись, стукнул – правда, не слишком сильно – кулаком по столу... Эффект превзошел все его ожидания.

Сан Борисыча округлившимися от изумления глазами, самое главное – замолкли они тоже обе и одновременно. Что говорить дальше, Турецкий понятия не имел и ощутил в душе в этой связи тихую, но возраставшую в геометрической прогрессии панику. Выручила его Нина.

– Папочка, – сказала она жалобным голосом, – но ведь я же хотела совсем ненадолго, пока вы с мамой вернетесь с оперы, я буду уже дома... Просто надо мной девчонки смеются, что меня никуда не отпускают...

Сказанное дочерью дошло до Турецкого не то чтобы сразу. Какое-то время он молча смотрел на дочь, потом медленно перевел взгляд на жену и негромко поинтересовался:

– И с какой такой оперы мы... должны прийти?..

Ирина Генриховна, с точки зрения Александра Борисовича, могла хотя бы для приличия смутиться, но она и не подумала это сделать.

– Как – с какой?.. К слову сказать, люди интеллигентные знают, что правильно следует говорить не «иду на оперу», а «иду в оперу», соответственно, приходят они не «с оперы», а «из оперы»...

– Ира, я тебя не консультировать меня по русскому языку просил, я тебя спросил на какую... тьфу!.. В какую такую оперу мы сегодня идем, если должны с нее... Тьфу! То есть из нее прийти?!

– Не понимаю, почему ты нервничаешь. – Теперь плечиком, в точности как до этого Нина, дернула Ирина Генриховна. – Просто вчера я забыла тебе сказать... и вообще, можно сказать, приготовила для тебя приятный сюрприз... У Юры Строганова – премьера, и он прислал нам билеты: говорят, их постановка «Богемы» – это нечто!.. Сегодня Рудольфа будет петь он сам!..

Некоторое время на кухне Турецких царила никем не нарушаемая тишина. Александр Борисович посмотрел на дочь, потом снова на жену и, наконец, в окно на кусочек ясного голубого неба. Ни одной свежей идеи по части того, чтобы отвертеться от «сюрприза», как назло, в голову не приходило.

– Э-э-э... Видишь ли, Ирочка... – начал было он, но Ирина Генриховна его перебила:

– Если ты насчет шашлыков ваших, они все равно не состоятся! Пока ты спал, звонил Костя Меркулов: он тоже получил приглашения в «Дом оперы» и, в отличие от тебя, никакой проблемы с выбором у него не возникло!..

– Меломан чертов! – не вынес предательства Турецкий. – Только не говори мне, что и Грязнов Славка тоже приглашен и тоже предпочел оперу шашлыкам!

– Насчет Славы ничего не знаю, – спокойно пожала плечами Ирина Генриховна. – Но ты же понимаешь, что отказываться от персонального приглашения такого певца, как Строганов, просто... просто неприлично! Вы же с ним не просто случайные знакомые, Саня, ты столько сделал для него и для театра...

– Я? – изумился Турецкий. – Для театра?!

– Конечно, ты! – безапелляционно произнесла Ирина Генриховна и для убедительности добавила: – Ты, и только ты, спас Юрия, это знают все, и он в том числе!

Александр Борисович достаточно хорошо изучил за годы брака свою лучшую половину, чтобы определить: Ирина Генриховна говорит искренне, а значит, искренне считает своего мужа самым высококлассным профессионалом, самым... Словом, самым!.. И скажите на милость, есть ли на свете хотя бы один мужчина, которого такое мнение о нем со стороны женщины, прожившей рядом много лет, не растрогало?!

– А как же я? – пискнула Нина, о которой на какой-то момент оба родителя забыли.

Александр Борисович бросил на дочь сочувственный взгляд, потом покосился на жену и беспринципно развел руками.

– Увы, Нинок, – вздохнул он, – как видишь, в этом доме слово мамы – закон... Так что давай, дочка, в другой раз и дискотеку, и шашлыки! И не куксись: вдвоем страдать гораздо веселее, чем в одиночку!..

– То есть как это страдать?! – Ирина Генриховна возмущенно уставилась на мужа. – Ты подумай, что ты говоришь, да еще и при ребенке: «страдать» от гениальной музыки, это же Пуччини! Ты знаешь, как его редко ставят? Почти никогда!..

– Что ты, что ты! – Турецкий с нарочитой суетливостью замахал руками. – Я имел в виду вовсе не музыку!..

– А что?!

– Галстук! – нашелся он на сей раз моментально. – Ты же знаешь, до какой степени я ненавижу носить галстуки! Они меня просто душат... А идти на оп... то есть в оперу без галстука – это, согласись, нонсенс!

– Просто ты его слишком туго завязываешь, – усмехнулась Ирина Генриховна. – И до сих пор не умеешь правильно делать на нем узел. Вот пойдем, подберешь сам, какой тебе больше нравится, а я его заранее завяжу по всем правилам в свободный узел... Пошли!

И, вскочив из-за стола, Ирина Генриховна ринулась в сторону спальни.

Спрашивается: что делать Александру Борисовичу? Исключительно то, что он и сделал – подавить последний вздох по не состоявшимся в очередной раз шашлыкам и отправиться следом за женой подбирать себе галстук к вечерней премьере...